Прыжок в неизвестное [Свобода] - Лео Перуц

— В какие футляры?

— В рукава. Я не переношу рукавов. Откройте ставни, Микш.

— Вам уже не больно?

— Больно? Где больно?

— Глазам не больно?

— Нет, черт побери! Не задерживайте меня своими вопросами и откройте ставни.

Яркий свет залил комнату.

Демба подошел к зеркалу платяного шкафа, являвшемуся украшением бедно обставленной комнаты. Погляделся в него и кивнул головою. По-видимому, он одобрил накидку.

— Батюшки, это вы, господин Демба! — воскликнула фрау Помайзль, только теперь узнав его. — А я и не знала, что вы дома. Я думала — вы ушли. Только что вас искал почтальон с деньгами.

— С деньгами? И он ушел? Вы ему дали уйти? — закричал Демба.

— Нет. Он пошел на четвертый этаж. Сейчас должен сойти вниз.

— Это хорошо. Я выйду на улицу и буду его караулить.

Станислав Демба повернулся к Микшу и рассмеялся.

— Господин Вайнер отстранен. Это гонорар от издателя макулатуры, для которого я перевел роман на польский язык. Бульварный роман для служанок в четырехстах выпусках по двадцать геллеров, в каждом выпуске — убийство с целью грабежа, или поджог, или казнь, или подброшенный ребенок — на любой вкус. Мне, в сущности, должно быть стыдно, но вы знаете, Микш: non dolet. И он даже не затягивает платежей. Эти дикари все-таки самые лучшие люди.

— И как раз сегодня деньги пришли. Ну и везет же вам, Демба!

— Везет?.. Наоборот, проклятое невезение! Отчего деньги вчера не пришли? Господи Боже, если бы они пришли вчера!

— Что ж бы тогда было?

— То, что сегодня мне предстоял бы, может быть, спокойный день — больше ничего! — сказал Демба и потупился. Потом вдруг встрепенулся. — Теперь мне надо идти, а не то еще прозеваю, чего доброго, почтальона.

Через несколько минут Демба вернулся. Ни слова не говоря, он поднял крышку платяного сундука и зарылся в старые брюки, жилеты и пиджаки. Когда он вынырнул оттуда, на голове у него торчала престарелая, отливавшая жиром шляпа с отвислыми полями, с обтрепанными краями, чудовищный Мафусаил в племени шляп, несколько лет тому назад отправленный Микшем на заслуженный покой.

— Господи помилуй! Не собираетесь же вы показаться на люди в этой шляпе? — воскликнул Микш.

— У меня нет другой.

— Где же ваша?

— Я ее где-то забыл.

— Можно ли быть таким рассеянным?

— Я не был рассеянным. Мне пришлось ее бросить.

— Пришлось? Почему же?

Демба начал терять терпение.

— Не спрашивайте слишком много. Вы этого не можете себе представить? Вы меня когда-нибудь выведете из себя своею проклятою скудостью воображения. Все вам нужно объяснить. Ну так вот: погода ветреная, моя шляпа летит на рельсы трамвая, я бегу за нею, в это время проходит вагон… Иногда рекомендуется не протягивать рук вперед, чтобы не попасть под колеса, Микш!

— Вам нужно сейчас же купить себе новую шляпу, Демба. Теперь ведь у вас есть деньги.

— Нет, — сказал Демба, — у меня нет денег.

— Почтальон не пришел?

— О да, пришел!

— Может быть, деньги были вовсе не вам адресованы?

— Мне. Они были моими. Но…

У Станислава Дембы сделался припадок бешенства. Он опрокинул в неистовстве плюшевое кресло фрау Помайзль и стал искать, поводя глазами, что бы можно было в комнате разнести вдребезги. Шитый шелком экран перед камином с изображением св. Женевьевы имел несчастье приковать к себе внимание Дембы. От пинка он, кряхтя, свалился на пол и погиб мученической смертью. Это, по-видимому, успокоило господина Дембу настолько, что он мог продолжать свой рассказ.

— Он не хотел выдать мне деньги, — бушевал он. — Только под расписку! Он хотел заставить меня взять в руку его грязный чернильный карандаш, прикоснуться к его липкой книжке и расписаться в какой-то засаленной графе. Иначе он не может отдать мне деньги. Мои деньги, слышите ли вы, Микш? Мои деньги!

— Так что же?

— Я не допускаю над собою никакого принуждения, — сказал Демба. — Я не расписался.

Глава VI

— Четырежды тринадцать пятьдесят шесть!.. Нет, барышня, четырежды тринадцать пятьдесят шесть. Пятьдесят шесть, барышня! Пятьдесят шесть! Семью восемь… Да… Алло, кто говорит?.. Будьте любезны попросить к телефону фрейлейн Прокоп. Прокоп. Стеффи Прокоп. Да. Я подожду у аппарата… Стеффи? Ты? Наконец-то! Слава Богу! Четверть часа я не мог добиться соединения. Говорит Станислав Демба… Да… Здравствуй. Слушай, Стеффи, мне нужно с тобою говорить. Если можно, сейчас. Нельзя? Господи, только в двенадцать? Неужели нельзя сейчас? Может быть, тебя отпустит начальник… Нет? О, Боже, все точно сговорилось против меня сегодня. Ну, пусть в двенадцать, так и быть. Будем ли мы тогда, по крайней мере, одни? Никто не помешает? Ладно. Я приду… Этого я не могу тебе сказать по телефону… Да, разумеется, расскажу, для того ведь я и приду к тебе… Нет, по телефону никак нельзя. За дверью кто-то стоит и слышит каждое слово и уже теряет терпение, оттого что ему так долго приходится ждать. Я вешаю трубку. Значит, в двенадцать… В начале первого?.. Хорошо… Хорошо. До свидания, Стеффи!

Станислав Демба вышел на улицу и пропустил в телефонную будку маленького толстого господина, который глядел на него с яростью и бормотал невнятные ругательства. Не прошел он и нескольких шагов, как его окликнули с противоположного тротуара.

— Здравствуйте, Демба! Куда идете? Подождите, я пройду немного с вами.

Демба остановился. Вилли Эйснер перешел улицу. Демба кивнул ему небрежно головою.

— Что с вами? Разве вы больше не служите в банке? Как это вы разгуливаете по улицам в служебное время?

Вилли Эйснер затянулся дымом из папироски и выпустил его в пространство.

— Служу, — сказал он. — Вы думаете, банк позволил бы мне гулять? Но я иду с биржи, у меня там было дело.

Вилли Эйснер любил прихвастнуть. Он был мелким служащим Центрального банка и работал в инспекторском отделе. К биржевым операциям банка он не имел никакого отношения. Ему просто было поручено проводить одного артельщика, при котором были крупные деньги, а исполнив поручение, он не мог преодолеть соблазна пройтись немного по Рингштрассе, с лайковыми перчатками в правой руке и тросточкой в левой. Вилли Эйснер чувствовал себя не на месте в своей конторе. Он завидовал всем, кто имел свободную профессию и не был связан определенными служебными часами: адвокатам, художникам, торговым агентам. Идеалом существования рисовалась ему жизнь человека, который утром спокойно читает свою корреспонденцию, потом идет в кафе и, развалившись в удобном кресле, с папироскою в зубах перед рюмкою ликера на мраморном столике, наблюдает уличную сутолоку; который днем прогуливается по Грабену сколько душе угодно, встречается со знакомыми, обменивается с друзьями, делая скучающее лицо, замечаниями насчет элегантных дам, потом не спеша обедает и наконец за своим письменным столом занимается кое-какими важными делами. Сам же Вилли Эйснер был принужден с восьми до половины первого и с двух до половины шестого в комнате, общей с восемью сослуживцами, неустанно сравнивать счета и цифры и против проверенных мест ставить карандашом птички.

Он говорил медленно, изысканными оборотами, вводил паузы между отдельными словами, чтобы придавать им надлежащую внушительность, и был уверен, что все слушают его внимательно, когда он считал уместным высказаться по какому-нибудь поводу.

— Мне пришлось отказаться от своей квартиры. Квартира у меня очень уютная, но мне стало в ней немного тесно; мне нужно место для моей библиотеки.

— Простите, — сказал Демба, — не можете ли вы идти немного скорее? У меня мало времени.

Мне жаль квартиры, — сказал Эйснер и пустился вперед рысцою. — У меня связаны с нею приятные воспоминания. Там посещало меня много хорошеньких девчонок. Прелесть каких хорошеньких…

— Я иду теперь на Колингассе, — перебил его Станислав Демба, — это вам, верно, не по пути?

— На Колингассе? В таком случае я могу пройти с вами, к сожалению, только небольшое расстояние.Слишком у меня много дел в банке. Право, я тону в делах. Надо вам сказать, что я и распоряжаюсь, и представительствую, и веду переговоры, и заключаю сделки — всё!

— Вот как! — сказал рассеянно Станислав Демба.

— Вчера меня спрашивает барон Райфлинген… Вы знаете Райфлингена? Я с ним обедаю иногда в кафе «Империаль»… Так вот, вчера он спрашивает меня: «Какого вы, скажите, мнения насчет Глайсбахского синдиката? Как стоят эти акции?» А я отвечаю ему: «Милый барон, вы знаете — коммерческая тайна! У меня, к сожалению, связаны руки, но…»

Станислав Демба остановился, наморщил лоб и взглянул на своего спутника:

— Что вы сказали? Связаны руки?

— Да. Потому что, видите ли…

— Вот как! У вас руки связаны? Это, должно быть, неприятно?

— В каком смысле?

Это должно быть неприятно, — повторил Демба с лукавым выражением лица. — Связанные руки! Я представляю себе, что пальцы вспухают от застоя крови. Ощущение, должно быть, такое, словно они вот-вот лопнут. Кроме того, боль, которая передается даже в плечо…